Мы часть России, а она — часть нас
(я стал много писать всего патриотического; простите, время такое, приходится думать про это вот все)
Однажды мне случилось беседовать с одним достойным мужем; как-то почти случайно наш разговор коснулся темы любви к Отечеству, и собеседник мой меня решительно озадачил. Он сказал, что в наши дни сама идея «отечества» не слишком очевидна (а уж ценность ее, этой идеи, очевидна еще менее), и, строго говоря, в разных дискурсах и у разных людей может конструироваться очень по-разному. Впоследствии иной достойный муж указал мне на то, что государство с его претензиями на то, чтобы быть нам «родиной», и вовсе до известной степени опасно, поскольку чрезвычайно легко обращается в идола.
Слова моих собеседников действительно почти поставили меня в тупик, потому что мне всегда казалось, что ценность любви к Отечеству и служения ему очевидна — бесспорна примерно в той же степени, в которой бесспорны необходимость ходить ногами (а не упираться головой в пол и надеяться, что покатишься) или потребность носить штаны (поскольку без них некрасиво). Но встреча с иным воззрением заставила меня попробовать подумать, а почему все-таки нужно любить Родину (пишу и вздрагиваю от какого-то советизма напечатанных слов…) и зачем это православному христианину.
И вот мой тезис — любить Отечество и служить ему нужно потому, что это естественно, а значит просто и красиво.
Мне кажется, что основная проблема современного мира — нашего мета/пост-модерна — не в утрате веры в Бога, не в утрате начала сверхъестественного, а в отказе от категории «естественного». Ведь нынешний мир не атеистичен (если какой век и был атеистическим, то, наверное, XX в его начале), он вполне готов ко встрече с мистическим и с религиозным. Есть место и причудливому традиционализму (тут и восточный террорист, и русский дугинист, и почитатель Эволы с Геноном), и потусторонним опытам. Страдает, впрочем, организованная религия, но страдает, в общем-то, не в «духовном» своем компоненте, а в приземленном — иерархичность, порядок, догматика и проч. Но и наша религиозность, как и наш атеизм, на практике часто оборачивается отказом от естественного, упразднением человеческого — бес-человечием.
Современный человек не хочет быть связан своим естеством. Он не хочет быть связан не то что своим происхождением, но и самим своим биологическим полом, если он не-христианин. Но и христианин в наши дни хочет предстоять Богу как бы в безвоздушном пространстве, отвергая и отрицая реальность вокруг себя. Казалось бы, установка правильная, «монашеская»: един единому Богу беседует. Но монах отрекается не от мира как реальности вокруг себя, а от мира как совокупности страстей, и потому, в конечном итоге, отвергает не все вокруг, а самого себя. Мы же остаемся чаще всего очень современными людьми и отвергаем все, кроме себя. И потому мы можем любить семью, потому что семья — это как бы часть нас самих; можем любить свою работу, науку, искусство — ведь в них мы реализуем себя.
А между тем, нужно просто принять, что мир существует в целом, и естество наше тоже существует, и естество — это тоже мы, хотя мы его не выбираем. Существуют естественные добродетели — справедливость, милосердие, мужество, воздержанность. Существуют естественные, врожденные ценности, которые даже не христианские — они просто определяют нас как людей, и отвергать их почти так же трудно, как отвергнуть собственный цвет кожи или из мальчика стать девочкой. И реальность эту, не зависящую от нашей воли, нужно просто принимать с благодарностью. Можно, впрочем, конечно, попробовать отрицать необходимость дышать воздухом, но так можно и задохнуться, если быть в этом отрицании последовательными.
А Отечество — оно тоже естественная часть нас, как двуногость или тембр голоса. Если нам кажется, что мы своей стране ничем не обязаны, это просто иллюзия. Русский язык, которым мы думаем; русская культура, которую мы впитывали со сказок Пушкина, слышанных впервые года в два; русская природа, которую мы видели вокруг себя; русская история, которая сформировала когда-то характер нашего пра-пра-прадеда, а через него — и наш… Все это «вшито» в нас и от нас неотделимо. Отрицание этого начала в себе, отсечение себя от него противно нашему естеству, и ничего с этим поделать нельзя. Мы часть России, а она — часть нас. И если хочется, вслед за Цветаевой, крикнуть:
«Так край меня не уберег
Мой, что и самый зоркий сыщик
Вдоль всей души, всей – поперек! –
Родимого пятна не сыщет!
Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст,
И всё – равно, и всё – едино»...
Придется вслед за ней же доканчивать:
«…Но если по дороге – куст
Встает, особенно – рябина».
А почему рябина столь фатально непреодолима? Потому что это — чисто эстетическое — воспоминание о родной природе из нас нельзя вывести и выжить, сколько не гоняй русского человека от Парижа в Казахстан и обратно. Это значит, впрочем, что невозможна русская культура и история без России, отечественная мысль — без Отечества; это также неизбежно, что даже в нашей блистательной эмиграции, в которой в ХХ веке оказались многие из лучших умов государства, спустя несколько поколений эта «русскость» часто либо выветривается, либо становится также неестественной, «натужной».
И вот поэтому любить Отечество — это просто принятие реальности. И служить ему (то есть делать то, что ты считаешь благом для своей страны — хотя в определении этого блага мы все можем и не сходиться, это совершенно нормально), причем служить самоотверженно — это просто, как ходить ногами, и красиво, как и все простое и естественное.
Попытка же отделить себя мысленно от Родины, отказаться от участия в ее жизни, ее истории, ее культуре, от заботы о ней — это в определенной степени отвержение своего естества, движение против реальности. И потому оно, мне кажется, всегда смотрится несколько вычурно — словно стремление постоянно ходить на руках.
Вот, простите за некоторый сумбур и многобукаф.
P. S. В отличие от патриотизма как такового определенные политические пристрастия и симпатии уже составляют предмет нашего личного выбора, и потому по определению вариативны. Поэтому я прошу не воспринимать этот текст как политическое высказывание на тему всем понятных современных событий. Это текст про то, что вне зависимости от наших взглядов нам лучше бы оставаться здесь, дома, и делать все, чтобы этому дому было хорошо (как мы это «хорошо» понимаем). И тогда, какие бы разные ни были у нас взгляды, я уверен, что все будет как надо.